Война заводов

 

«Гроза двенадцатого года настала – кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль Русский Бог?». Так А. С. Пушкин определил истоки победы государства Российского в Отечественной войне 1812 года. Столь же краткой «формулы победы» в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов в отечественной литературе нам обнаружить не удалось. Переводчица при штабе 3-й Ударной армии Е. Ржевская, по долгу службы добивавшаяся в ходе допросов от немецких солдат и офицеров правдивой характеристики наших Вооруженных Сил, в числе преимуществ, как правило, получала одну и ту же фразу: «Танк Т-34, выносливость солдат, Жуков».

«Тридцатьчетверка» всегда стояла на первом месте. И дело не только в великолепных тактико-технических характеристиках советского среднего танка. Испытать незабываемые впечатления от общения с ним пришлось практически всем иноземцам, имевшим несчастье попасть на Восточный фронт в составе войск Третьего рейха и его союзников. Танков Т-34 было много. Очень много. На фоне бесчисленных «тридцатьчетверок» немецкие солдаты уже не слишком запоминали великолепные для своего времени тяжелые советские танки КВ и ИС, ужасающей мощи самоходные орудия СУ-152, ИСУ-152 и ИСУ-122, неизменные спутники русской пехоты самоходки СУ-76 и тем более легкие танки Т-60 и Т-70.

Всего же за годы Великой Отечественной войны, начиная с 1 июля 1941-го и по 1 июня 1945-го, советская промышленность построила 95 252 танка и САУ против 40 380 боевых машин у противника. Правда, цифры эти несколько лукавы и учитывают лишь те классы бронированных машин, что производились в нашей стране. Между тем палитра бронетехники в Германии была заметно шире, нежели в СССР, и включала в себя также полноприводные бронеавтомобили с пушечным вооружением и полугусеничные бронетранспортеры. А это еще более 25 тысяч единиц. Между прочим советское командование относилось к ним со всей серьезностью. В изданной в 1943 году памятке для истребителей танков указывалось, что уничтоженный броневик соответствует легкому танку, за три штуки бойцу полагался орден Отечественной войны 1-й степени. Эта же награда выдавалась за два тяжелых или средних танка. Иначе говоря, два «Тигра» по боевой ценности приравнивались к трем броневикам.

27 против 150

Но все равно даже с учетом бронеавтомобилей и бронетранспортеров промышленность Германии проиграла соревнование советскому Танкпрому. Это особенно очевидно, если сравнить количество противостоящих друг другу заводов: 27 – с советской стороны (по состоянию на конец 1944-го – начало 1945-го) и около 150 – с немецкой.

“ Отечественные отраслевые руководители, ученые и инженеры создали более эффективное крупносерийное производство боевой техники ”
В свое время в советской историографии Великой Отечественной войны красной нитью проходила мысль о противостоянии СССР не просто с Германией, но с объединенными силами Западной Европы, за исключением разве что Великобритании. В 90-х годах по соображениям политкорректности и грядущей интеграции с Западом это идея как-то забылась, но отнюдь не потеряла своего исторического содержания.

К массовому производству танков Третий рейх приступил позднее, чем Советский Союз, но к делу сразу же были подключены первоклассные предприятия. Первыми освоили серийный выпуск танков заводы фирм «Крупп» (Эссен), «Рейнметалл-Борзиг» (Берлин), «Даймлер-Бенц АГ» (Берлин) и «Хеншель и сын АГ» (Кассель), немного позднее к ним присоединился крупповский завод «Грузон-Верке» (Магдебург). По мнению британского исследователя Дж. Форти, это были настоящие флагманы немецкой индустрии, располагавшие всем необходимым для самостоятельного производства большей части основных танковых агрегатов и узлов. В дальнейшем были построены еще несколько заводов, занимавшихся исключительно бронетанковой техникой: «Алкетт» (Берлин), «МИАГ» (Брауншвайг). Специально для сборки «Пантер» был возведен завод «Нидерсаксен».

Кроме того, германская империя подключила к танковой отрасли предприятия присоединенных стран. Сначала это была австрийская фирма «Штейер-Даймлер-Пух», затем чешские «ЧКД» («БММ» в немецком обозначении) и «Шкода». На варшавских «Объединенных машиностроительных заводах» сборка танков Pz.Kpfw II началась вскоре после завоевания Польши. Танкостроительные заводы Франции использовались немцами главным образом для производства комплектующих, однако есть сведения о сборке некоторого количества танков французских образцов – S-35, B-2, R-35 и Н-35, возможно, из старого задела частей и механизмов. Немецкая администрация не погнушалась и попавшими в ее руки советскими предприятиями: на харьковском заводе № 183 ремонтировались танки, двигатели, паровозы, автомашины, собирались узлы самолетов.

Германские специалисты отлично понимали ценность и значение доставшихся им индустриальных «трофеев». Приведем мнение генерала-танкиста Ф. Зенгер-унд-Эттерлина: «Французская военная промышленность оказалась вынуждена работать во всю свою мощь на вооружение Германии... Без промышленного потенциала Франции Гитлер не смог бы продолжать войну так долго». Или другое высказывание, полковника Г. Ритгена: «...без чешской военной промышленности и чешских танков у нас не было бы четырех танковых дивизий, что сделало бы невозможным нападение на Советский Союз».

Всего к производству бронетехники немцы привлекли 34 крупных промышленных объединения. Правда, на полную мощность работали только германские, австрийские и чешские предприятия, а остальные страдали в равной мере от саботажа местного персонала и от жадности самих немцев, вывозивших наиболее ценное оборудование. Тем не менее потенциал танкостроения Третьего рейха был весьма впечатляющим.

Особенно это очевидно на фоне советской промышленности. В течение 1941 года СССР из-за поражений на фронте вынужден был эвакуировать почти все довоенные танкостроительные предприятия, на месте остался один лишь Сталинградский тракторный. Но и он летом 1942-го оказался под ударом и был почти полностью разрушен. Все пришлось создавать заново на Урале, в Поволжье и Сибири.

В итоге на рубеже 1944–1945 годов в составе НКТП действовали следующие танкосборочные предприятия:

-челябинский Кировский завод (танки ИС-2, САУ ИСУ-152, ИСУ-122);
-Уральский танковый завод № 183, Нижний Тагил (танки Т-34-85);
-Уральский завод тяжелого машиностроения, Свердловск (САУ СУ-100);
-завод № 112, Горький (танки Т-34-85);
-завод № 174, Омск (танки Т-34-85);
-завод № 75, Харьков (танки Т-44).

Кроме этого, два завода (№ 38 и № 40) плюс не состоявший в НКТП Горьковский автомобильный выпускали легкие СУ-76, а еще 18 предприятий – различные танковые узлы, комплектующие и запасные части для ремонтных мастерских. И все это против 150 немецких и подконтрольных Германии других европейских заводов.

А может быть, им чего-то не хватало?

Конечно, ограничения в материалах, оборудовании, кадрах и внимании со стороны власти способно связать руки самой мощной промышленности.

Начнем с наиболее очевидного: государственного заказа на бронетехнику. Германское руководство, впавшее в эйфорию от непрерывных побед в начале Второй мировой войны, слишком поздно приступило к мобилизации промышленности. Первое крупное поражение под Москвой было сочтено досадным недоразумением, тем более что летом 1942 года вновь загремели литавры по поводу грандиозного наступления к Волге и на Кавказ. И только Сталинградская битва заставила всерьез задуматься о перспективах. В январе 1943-го Гитлер издает приказ о резком увеличении производства танков.

Тем не менее танкостроение и раньше было в центре внимания заправил рейха. Уже в начале 1942 года только что назначенный на пост министра вооружений Альберт Шпеер первой своей задачей поставил: «...уделить главное внимание производству танков». И между прочим не без успеха. Выпуск танков, САУ, бронетранспортеров и пушечных бронеавтомобилей вырос в Третьем рейхе по сравнению с 1941 годом в 1942-м – на 75 процентов, в 1943-м – в 3,9 раза, в 1944-м – в 5,6 раза. В абсолютных цифрах в 1944 году немецкое производство бронетехники практически сравнялось с советским – соответственно 28 862 и 28 983 единицы.

Сравнялось, но не превзошло. Может быть, это случилось из-за нехватки материальных и людских ресурсов?

Разумеется, в стране, развязавшей мировую войну, не бывает полного благополучия, тем более что Германия не самое богатое государство по минеральным ресурсам. Но это вовсе не означает, что танковая промышленность не могла полноценно работать из-за нехватки металлов. Напомним лишь самые общие цифры: выплавка стали в Германии и подконтрольных странах в 1940–1944 годах составляла 162,6 миллиона тонн, а в СССР – 63,7 миллиона. Собственных железных руд вкупе с поставками из Швеции и других стран оказалось вполне достаточно для полноценной работы немецкой металлургии.

Несколько хуже обстояло дело с легирующими веществами, но здесь помогли поставки явных и скрытых союзников, а также доставшиеся в ходе «блицкрига» трофеи. Например, никелем германскую броню насыщали рудники Финляндии. Крупповские управляющие контролировали балканские хромовые рудники и французские месторождения вольфрама. Марганцовые и хромовые руды оккупированной Украины вместе с ее металлургическими заводами находились под опекой немецкой Восточной горно-металлургической компании, административный совет которой возглавлял лично Альфрид Крупп. Он в совершенстве освоил технологию промышленного грабежа: только за первые 13 месяцев оккупации в Германию было вывезено 438 тысяч тонн марганцевой руды, что покрывало более 30 процентов потребностей.

Так что речь может идти лишь о замене некоторых материалов на более доступные. Иногда это сопровождалось потерями в качестве (например броневой стали), но отнюдь не сокращением объемов. По подсчетам Шпеера, даже при максимальном выпуске военной продукции самого дефицитного для Германии металла – хрома хватило бы до осени 1945-го. Запасы марганца и никеля позволяли работать еще дольше.

Относительно германского станочного парка: он еще в 1941 году в 2,5 раза превосходил советский, что не мешало немцам вывозить из захваченных стран любую приглянувшуюся машину. В оккупированной части СССР они нашли и отправили к себе 175 тысяч станков различного типа и назначения.

О качестве собственно немецкого оборудования специальная англо-американская комиссия, обследовавшая танкостроительные предприятия Германии, высказывалась только в превосходной степени, причем особо отмечались успехи в создании специальных высокопроизводительных станков. Объемы выпуска нового оборудования в Германии за годы Второй мировой войны не только не сократились, но даже в два раза увеличились.

СССР, напротив, для воссоздания танковой отрасли после потерь 1941 года пожертвовал большей частью своего и без того не слишком мощного станкостроения, предприятия которого вошли в качестве механообрабатывающих подразделений в состав танковых комбинатов. Конечно, здесь собиралось лучшее оборудование, но вот специального и высокоточного решительным образом не хватало. По данным лета 1943 года, на всех предприятиях Наркомата танковой промышленности имелось только 29 координатно-расточных станков.

К чему это приводило – иллюстрирует фрагмент из воспоминаний директора завода № 183 Ю. Е. Максарева: «В требованиях ГАБТУ был пункт перейти на 5-скоростную коробку скоростей и это требование было правильное. Но мы были связаны специальным расточным станком, который сразу давал соосные, точные отверстия под подшипники бортов и главный вал, также обеспечивал строгую перпендикулярность расточки под подшипник ведущего вала от главного фрикциона. Этот станок был получен еще для коробки переменных передач БТ-5 и был тем «прокрустовым ложем», которым определялись все последующие коробки скоростей БТ-7, А-20, А-32 и Т-34. Над новой КПП трудились конструкторы т. Баран Яков Ионович и т. Шпайхлер, которые умудрились в конструкции 5-скоростной КПП сохранить размеры между валами и тем спасти станок и точность расточки».

Разумеется, некоторое количество оборудования поставили американские и британские союзники, за что большое им спасибо. Однако не будем забывать, что между обращением за помощью и поставкой из-за океана проходили многие месяцы. Американская станкостроительная промышленность была перегружена внутренними заказами да и перевозка занимала немалое время.

Может быть, германские танковые заводы страдали от нехватки рабочей силы, особенно квалифицированной? И здесь ответ отрицательный.

В умениях и навыках германских машиностроителей 40-х годов сомневаться не приходится, а по численности накануне Великой Отечественной войны они в полтора раза превосходили своих советских коллег. Мобилизация почти не затронула работников немецкой военной промышленности: еще зимой 1940–1941 годов основные заводы и фабрики получили статус спецпредприятий, полностью освобожденных от призыва. В начале 1942-го был внедрен более индивидуальный подход: все трудоспособное население поделили на специалистов, подсобных рабочих, учеников, переквалифицируемых и чернорабочих. Молодых и неопытных отправляли на фронт, а умелые рабочие старших возрастов, наоборот, возвращались из армии на заводы и получали «бронь». Кроме этого, вводилась профессиональная дифференциация: норма призыва работающих под землей шахтеров составила пять процентов, в то время как парикмахеров и поваров – 65 процентов. Мобилизация всех остальных рабочих профессий находилась между этими границами. Для выполнения тяжелых неквалифицированных работ широко применялся труд военнопленных и принудительно мобилизованных «контингентов» из завоеванных стран. В 1944 году их число достигло семи миллионов человек, на танкостроительных заводах они составляли до 50 процентов всей рабочей силы. Что же касается наиболее квалифицированных немецких инженеров и рабочих, то к началу 1945-го в промышленности и на транспорте продолжали трудиться примерно пять миллионов мужчин призывного возраста. Генерал-майор А. Вейдеман позднее написал: «Верховное командование охотно уступало требованиям военной экономики, несмотря на все трудности с резервами, потому что даже простой фронтовой солдат с его ограниченным кругозором понимал, что военная промышленность в конечном счете служит его собственным жизненным интересам».

Все сказанное в сочетании с перераспределением рабочей силы между отраслями привело к увеличению штатов германских танковых заводов в 2,7 раза за период с 1940 по 1944 год.

В СССР ситуация была почти противоположной. Численность рабочих и служащих, занятых в промышленности, сократилась с 11 миллионов в 1940 году до 7,2 миллиона в 1942-м. Напомним, что на оккупированной территории проживали 40 процентов населения страны. Несмотря на все мобилизационные усилия и жесточайший контроль над трудовыми ресурсами, даже в 1945 году до предвоенного уровня не хватало 1,5 миллиона заводских работников.

Отличной иллюстрацией является история коллектива Харьковского танкового завода № 183: в первые же месяцы войны число работающих упало с 41 до 24 тысяч. Основная часть рабочих и мастеров ответственных литейных и механосборочных цехов обитала в окрестностях Харькова и была мобилизована в армию по месту жительства. Группу заводских испытателей пришлось направить в армию для обучения танкистов. Немалое число рабочих и инженеров ушли добровольцами в танковую бригаду, укомплектованную сверхплановыми танками. И наконец, многие работники отказалась ехать на Урал: получив проездные документы, они не явились к эшелонам. В итоге из 12 140 человек, подлежащих эвакуации, реально в Нижний Тагил отправились только 5234, главным образом ИТР и служащие.

Поразительно, но и в Нижнем Тагиле осенью 1941 года продолжалась бездумная мобилизация в армию с таким трудом вывезенных специалистов. Местный военкомат, вычерпав людские ресурсы Уралвагонзавода, принялся за эвакуированных. Безобразие было остановлено лишь после вмешательства заместителя председателя СНК СССР, наркома танковой промышленности В. А. Малышева.

Нехватку рабочей силы пришлось возмещать эвакуированными рабочими других отраслей (например тех же станкостроительных заводов), а затем и «трудармейцами», мобилизованными в порядке трудовой повинности. Исчерпывающую характеристику последних привел в своих воспоминаниях Н. А. Соболь (в 1941–1943 годах – начальник одного из цехов УТЗ): «Полеводы, пасечники, конюхи, весовщики, сторожа, счетоводы, бухгалтеры, они не имели понятия о крупном машиностроительном заводе и его производстве».

Но даже таким образом среднесписочную численность работников завода № 183 не удалось довести до предвоенных показателей. В декабре 1942 года она составила лишь 32 520 человек и в последующие годы только сокращалась.

Помешали союзники?

Можно вспомнить еще одну проблему германского танкостроения – удары англо-американской стратегической авиации. Несомненно, что дождь фугасных и зажигательных бомб не способствовал продуктивной работе танковых заводов. Однако и переоценивать влияние бомбардировок тоже не стоит.

Первый имевший хоть сколько-нибудь заметные последствия налет на предприятия фирмы «Крупп» был совершен в январе 1943 года, 26 ноября серьезно пострадал один из крупных танковых заводов фирмы Alkett. Затем в течение всего 1944-го союзники непрерывно наращивали мощность авиаударов.

Сами американцы оценили нанесенные ими потери производственных мощностей рейха в девять процентов. На самом деле – вряд ли. Шпеер утверждает, что ущерб с лихвой возместили введение в строй новых цехов и переоснащение действующих. Уже после войны В. Шликер – третий по значимости человек в германском Министерстве вооружений – заявил изумленным экспертам военно-воздушных сил США: «Насколько усиливались бомбардировки, настолько же росло и немецкое производство, так что в самый момент поражения, когда в Германии все рушилось, Рур давал продукции больше, чем когда-либо прежде». И продолжил свое объяснение так: «Рур... в конечном счете пал не из-за того, что бомбили заводы, фабрики и шахты, а потому, что ведущие к нему железные дороги были парализованы в результате разрушения путей и забиты сгоревшими паровозами и просто не было никакой возможности вывозить по 30 тысяч тонн готовой продукции, которую ежедневно давали рурские заводы. В конце концов в январе и феврале 1945 года Рур был задушен собственной продукцией – он не остановил конвейер из-за грохота бомб».

Остается лишь добавить, что паралич транспорта произошел после того, как над Германией зависли не только тысячи тяжелых бомбовозов стратегической авиации, но также десятки тысяч легких бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Иначе говоря, германская промышленность остановилась после того, как попала в прифронтовую зону.

В итоге мы неизбежно приходим к единственному выводу: система Наркомата танковой промышленности СССР продемонстрировала в годы Великой Отечественной войны более высокий уровень технологий и организации производства, нежели считающееся непревзойденным машиностроение Германии. Отечественные отраслевые руководители, ученые и инженеры лучше использовали имевшиеся в их распоряжении скудные материальные и кадровые ресурсы и создали более эффективное крупносерийное производство боевой техники.

Эта «война танковых заводов» до сих пор мало известна широкой публике, а ее уроки не потеряли с течением времени своей ценности. Поэтому циклу статей, который будет публиковаться на страницах «ВПК» вплоть до мая 2015 года, можно дать общее название «НКТП: уроки Великой Победы».

Источник: vpk-news.ru